— Естественно, теплая, — пожал плечами Сергей, наблюдая, как Андрей и Маша тянут руки к фигурке. — Я не удивлюсь, если полки в комнате коллекционера были черного цвета или темные. Они притягивают свет.
Макар вспомнил, как Зинаида Яковлевна, лежа на больничной койке, тихо рассказывала о том дне, беспрерывно вытирая слезящиеся глаза: «Двоих я увидела — младшего и среднего. Батюшки, говорю Алисе, это ж Кирилл с Колькой! Ничего-то я, дура, не поняла. А они переглянулись так странно… глазами оба на Алису зыркнули, а потом Кирилл к ней шагнул и… ударил ее, ласточку. Она и не вскрикнула даже. Обернулся ко мне и говорит Кольке: я ее уберу, а ты в машину, живо. А глаза-то у него страшные-страшные! Колька ему отвечает: ты что, это ж тетя Зина! Я глаза опустила — а на асфальте Алиса ничком лежит. Вот тут-то у меня сердце стукнуло два раза и вроде как остановилось. Очнулась я уже в машине. Кирилл сказал, что если я кому полслова скажу, он из меня колбасу кровяную сделает и всех родных моих перережет, одного за другим. И добавил, чтобы я убиралась из города. Я как вышла на дрожащих ногах из машины, так чуть и не повалилась обратно. Они мне сумку вслед выкинули, дверь захлопнули и уехали. А я и домой заходить не стала: до автобусной станции доковыляла — и скорее прочь».
Артур шагнул за большой вазой, стоявшей на полу в углу комнаты, и в эту секунду громко завизжала Седа — Катя укусила ее за руку.
— Макар, — сказал он, когда Илюшин взял трубку и что-то пробурчал в нее сонным голосом. — Кажется, у нас есть то, что искал Кирилл Сковородов.
Катя замолчала. Ей вспомнилось тело Олега Борисовича, закрытое какой-то тряпкой, и его голос, рассказывающий об Антуанетте. Она сглотнула, отрицательно покачала головой.