Но немец был цел и невредим. У него просто не было сил снова подняться на ноги. И он, как жирная вша, вращая суставами, не отрывая своего обвисшего живота от снега, быстро и неожиданно уполз за сарай.
Хорошо, когда наперед всё известно. Когда ты знаешь, что никого не ранит и не убьёт, что и ты останешься живой. А когда над крышей и над танками, которые обходили её, взметнулись огненные брызги и облака черного дыма, когда в узком пространстве между лесом загорелась летевшая к верху земля, места себе не найдёшь. Так и стоишь, как дурак, ничего не соображая.
Выйдешь после обстрела наружу, дыхнешь свежего воздуха, потрясешься как шелудивая собака, стряхнешь пыль с головы и плеч, протрешь глаза кулаком, глянешь на божий свет, вроде ты жив остался.
— Что я, я? Чернов вытянул шею, уставился на меня в упор, и резанул меня злыми глазами, А я не такие злобные и перепуганные смертельной тоской лица видал. Был у нас такой в сорок первом Карамушко, я его выражение лица и сейчас помню.
Нужно было выбить брёвна из дзота прорытого насквозь в высоте. Распилить их по размеру и сбить скобами плоты. Я занимался пулемётами, а политрук — плотами. Петя первый раз был занят ответственным делом. Обстановка сложилась так, что уйти в тыл он не мог. Некуда было идти.
— Всё понял? Освобождай деревню и поскорей выводи отсюда своих солдат!