— Ну ты, парень, и гусь! Вон, идем. Там провод с катушкой и аппарат есть немецкий. Я тебя с вершиной соединю, ты сам у них спроси. Ну как, будешь с немцами по телефону говорить?
Делаю глубокий вздох и медленный выдох. Успокаиваю свое дыхание и расслабляю мышцы. Бедра и ноги чуть подаю вперёд, чуть влево. Закрываю глаза и считаю до пяти. Открываю глаза и смотрю на прорезь и мушку. Винтовка осталась на месте. Это моя точка прицела. Сейчас на неё подойдёт живая мишень. Сейчас к этой точке шагнут сверху немцы. Кто один из двадцати перекроет её? В этого одного я спокойно и выстрелю. Это ничего, что он живой. После моего выстрела он станет фанерным. На уровне груди я ударю ему только один раз. Этого будет достаточно, потому что я на двести метров из яблочка не выхожу.
— Кто там рвётся ко мне? — услышал я голос майора Денисова из глубины блиндажа.
Я с разведкой сидел на переднем крае, и мы вели за немцами усиленное наблюдение. Наша артиллерия на немецкие обстрелы |вяло| не отвечала. Наши вели пристрелку переднего края немецких позиций. Немцы никак не могли сообразить, что здесь под видом строительных работ подвозят снаряды, готовят для пушек огневые позиции, устанавливают пушки, правят дороги, строят мосты. Широкие следы пушечных колес тянулись к передовой, их нужно было к утру забросать валежником и хворостом. Немцам казалось, что мы боимся удара с их стороны. Вдоль большака немцы вполне могли пустить свои танки.
|Немцам сегодня повезло. Бегают как муравьи перед дождем, а грома |и молнии| с неба не слышно.
Сержанты жмутся позади солдат. На фронте они тихие и робкие, не то что в тылу. В тылу они глотку дерут на солдат и гнут их в дугу. А тут, перед немцем, куда девалась их прыть.