Так я доехал до деревни, из которой накануне выехал, штаба в деревне не оказалось. Деревня |по неизвестным причинам| опустела.
Перед самым наступлением в окопы принесли махорку. А еду не принесли, жрать было нечего. Сказали, что кухню и склады разбило. Муку по лесу распылило, не будешь же ее собирать. А хлеба почему-то не было. Тут в атаку идти, а славяне занялись делить махорку. Уйдешь вперед, и махорки не достанется. Шум подняли, что-то не поделили. Командир роты бегает, кричит, выгоняет вперед, машет пистолетом, а на него никто внимания не обращает.
Район Бабуры, по моему понятию место растяжимое. Люди должны пойти — или взять, или вообще не вернуться. А то, что немец усилил огонь и что мы наверняка понесем здесь потери, то это мягко выражаясь, никого не волнует. Раз надо, — надо брать!
— А где мои ночные знакомые? — спросил я.
— Вас к телефону требуют! — сказал прибежавший солдат.
|Кругом деревья и кусты. Часто попадаются похожие участки дороги. Кажется вот только, что это место прошли. Те же высокие сосны и ели. Впереди дорога светлеет. Деревья реже. Под ногами земля тверже и плотней. Только что пахло гнилой трухой, а теперь в лицо ударило свежим порывом ветра. Дорога круто поворачивает. У обочины дороги небольшой бугор. На нем сидят солдаты из нашего полка. У них потерты ноги. Они сняли сапоги, разложили портянки. Сидят с голыми ногами, шевелят ступнями и пальцами, щупают на ногах потертые места.