Быстро вскакиваю на ноги, отодвигаю с усилием дверь, вываливаюсь на вытянутых руках наружу и смотрю вперед вдоль состава. Паровоз на месте. Стоит где нужно. Пускает пары.
Голос Малечкина слышится издалека. Я догадываюсь, что он требует двигаться, возможно, быстрее.
Наши артиллеристы частенько днем видели, что финны гуляют у себя за передовой. Но по одиночным целям стрелять не разрешали, не полагалось портить снаряды, их был дефицит. Финны настолько привыкли и обнаглели, видя нашу безответность, и бездействие, что по дороге ездили в любое время суток. По дороге они не только подвозили питание и боеприпасы, но выходили на дорогу размяться к погулять. Трижды в день по дороге проезжала упряжка. Она доставляла на передний край немцам и финнам горячее питание. Вот собственно, почему у каждого немецкого блиндажа было устроено отхожее место.
Пути человека неисповедимы. Они идут непонятными замкнутыми кругами. Несколько таких кругов мне пришлось сделать вокруг города Белого. Многие мои боевые товарищи остались на этой земле, не успев завершить и половины витка. А мне, как видите, повезло покружить вокруг этого города.
— Ты вот что лейтенант, давай тащи сюда своих санитаров. Ему перевязку нужно сделать. Пусть снимут сапог, перевязку сделают, рану обработают. Скажи, капитан приказал перевязочных средств и лекарств не жалеть! Я после, сам лично проверю! Мы с ординарцем вернемся к оврагу. Нам нужно забрать офицера. Ты лейтенант предупреди своих солдат. И вот ещё что! По телефону о немце не докладывать! Это дело не твое!
Я осторожно толкнул солдата. Он лежал подле меня. Солдат зашевелился, скинул с лица угол одеяла, открыл глаза и посмотрел на меня. Увидев мой палец прижатый к губам, он легко и беззвучно поднялся, подхватил свою винтовку, лежавшую сбоку на дне окопа и встал на колени. Он посмотрел в ту сторону, куда показывал я. Там на дороге, позади высотки, где ночью сидели солдаты из батальона, шевеля боками, немцы устанавливали два орудия.