Когда я вышел из здания отдела, лейтенанты мои сразу углядели под распахнутой шинелью новый орден.
Я сдвинул ящик – пустой, легкий – в сторону.
Но и цены на продукты в военное время на черном рынке держались очень высокие. Килограмм сала стоил 200 рублей, картошки – 120 рублей, кусок мыла 40 рублей.
Я знаком попросил его спуститься с машины. Из-за рева дизелей разговаривать было решительно невозможно.
Ответ типичный, только Ивановых на Руси – вагон и маленькая тележка.
Прощай, родной Ярославль! Выдастся ли мне еще когда-нибудь в этой жизни свидеться с молодой Лукерьей, крохотным Мишей? Может быть, надо было раскрыться перед Лукерьей, ведь не чужой она мне человек! Но смогла бы она воспринять появление меня – внука, считай ее сверстника, без губительного волнения, от которого и разум может помутиться? А если и поверит, что такое в жизни иногда бывает, так ведь будет удерживать меня от возвращения на фронт, где уже убило ее Петра. Нет, подвергать риску, нарушать душевное равновесие Лукерьи я не имел права.