На этот раз молодой фабрикант одел не цивильную одежду, а свой парадно-выходной мундир офицера пограничной стражи, со всеми обязательными к ношению наградами — и всю дорогу до Гатчины нет-нет да и ловил на себе заинтересованные взгляды многочисленных попутчиков. А вот остальная его компания, состоящая из Сонина, Греве и Долгина, внимания не привлекала и вообще была словно невидима — так, как только могут быть незаметны люди недворянского сословия в окружении аристократов. Их просто в упор не видели, демонстрируя свое "уважительное" отношение к гражданским шпакам, невесть как очутившимся в обществе господ офицеров. Причем такое положение дел сами "невидимки" воспринимали как должное, не возмущались втихомолку, да и вообще — троица сопровождающих князя мужчин выглядела слегка пришибленно и заметно робела. Сам факт того, что они приехали в императорскую резиденцию, и вскоре увидят самого государя, действовал на них словно стакан водки на голодный желудок, приводя верноподаных его императорского величества Александра третьего почти в неконтролируемый экстаз. За второй стакан вполне могло сойти невиданное изобилие высоких военных чинов, едва не вогнавших Григория в легкую панику — отставной унтер-офицер (а с ним иногда и оружейный мастер Ченстоховской бригады) непроизвольно вытягивался по стойке смирно каждый раз, когда видел вблизи от себя отмеченных роскошными лампасами и изобилием наград генералов. Да и остальные золотопогонные мундиры не оставляли его равнодушными, ибо трудно вытравить привычку к чинопочитанию, если она вбивалась в сознание и подсознание на протяжении почти десятка лет.