Туда-то и туда-то, обругал его Лёшка, раз ты такой дурень. И долго не мог успокоиться.
Богатырь разинул рот и по-мальчишески шмыгнул носом. А у Дмитрия из глаз хлынули слёзы.
— Сомневаюсь, Фрол Протасьевич. Не мало ли нас на такое великое дело — всю Москву взять? Восемь десятков только.
— Вы же не то что я — свежи и ясны, как сие летнее утро!
Вышли за Ильинские ворота, еще у полудюжины церквей помолились, а там и Малоросейский двор. Забор высокий с распахнутыми воротами, пред которыми на страже бравые усачи в алых кунтушах, в шапках с висячим верхом. Над забором теремные крыши, над крышами кирпичные трубы, над трубами железные петушки — важно.
Двумя руками, не помня себя, Автоном схватил Миньку за жилистое горло, стал бить головой о придверок: на! на! на! Опомнился, лишь когда вспомнил о сыне. Но поздно.