— Подумаешь, на стекло плюнул! — зашептала горничная, то и дело оглядываясь на дверь. — Я тебе, боярышня, пострашней расскажу. Другим никому не могу, стыдно, а ты ведь меня не выдашь?
— А ты, Дамаскин, всё такой же. Борода седая, а на уме «вивамус, аткве амемус».
«Спаслися!» — промелькнуло в голове у возницы. Ох, преждевременно.
— Раз Фролка сообщников выдал, нам и дела никакого не остаётся? Послать ярыг, чтоб всех преступников арестовали, и заговору конец.
— Погоди. Как тебя самого жечь начнут, то ли запоёшь…
— Объявлено, что государев преступник Митька Никитин наказан Богом. Принял лютую смерть, задавлен землёю. Поминать тебя в церкви не велено. Это вот жалко. Кого при жизни отпевают, долго живёт, — попробовал Илейка подбодрить друга, но шутить у него не очень получалось, что в детстве, что ныне. Не повеселел Митя.