— Как его туда занесло? Бедняга, должно быть, заблудился.
— Не могу в толк взять! Лёшка говорил, утонул ты! Столько лет! Где ж ты был?
— Ладно, ладно. Гляди, гвардии прапорщик. Если что, твоей голове отвечать.
Мальчик был хоть слабенький, но живой. Когда Яха его по скользкой гузке шлепнул, а тот ни гу-гу, Зеркалов сначала испугался. Но младенец открыл глаза. Если у матери-покойницы они были синими, словно колокольчики, то у сына еще чудней — сиреневые. Или, красиво сказать, лиловые, как чужеземный цветок фиалка.
— Ты напугался? Не ври. — Она вскочила на ноги, потянула его за собой. — Ну, вставай же!
Ка-ак притопнет, ка-ак стукнет каблуком! Подскочил вверх, на добрых полсажени, в воздухе вокруг оси провернулся — и не впереруб, а точнейшим, игольным ударом пронзил верёвку, подвешенную к шкиву. Бесчувственный преступник мешком повалился на пол.