— Платон Платонович! — позвала вдруг Агриппина. Переполошившись, Иноземцов спрятал пузырек, еще наполовину полный, в карман. — Могу ли я перемолвиться с вами по одному важному предмету?
— А, Гера, — пролепетал Иноземцов. — Очень кстати. Пойдем, брат. Нам пора… восвояси.
— Куды в грот-люк прешь, салака? Давай на ахтер!
Прямо сверху, вся исчирканная красным карандашом, лежала бумага. Бланк заглянул в нее — и остолбенел.
Я воровато оглянулся. Капитан, бледнее смерти, капал из пузырька в чашку.
Наконец мужики перестали мучить железо, лязг стих.