Он молчал, взволнованный ее близостью и тем, что она касается предметов, которые составляют часть его жизни. Отныне к каждому из них он будет относиться бережно.
— Господь сохранит мне его, я знаю, — твердо молвила Агриппина.
Действительность словно раскрылась передо мною во всей своей головокружительной удивительности.
— Фот и фся хитрость, — сказал Осип Карлович. — Ясно?
Даже не знаю, почему именно этот весенний вечер сам собою выныривает из моей памяти. Он мало чем отличался от других.
— За какой надобностью непременно выплескивать душу? Пускай лучше душа остается нерасплесканной.