— Уйди к черту! — зашипел на него Иноземцов. И в рупор: — Так держать! Чаще огонь! …Ты что мне тут устраиваешь, негодяй?!
Тихоня разглядывал меня с удивленным интересом. Я сжался, ибо являл собою, бледный и облеванный, прежалкое зрелище.
Больше мне наверху делать было нечего. Дым понемногу рассеивался, теперь наводчики могли брать прицел без подсказки. Да и какой из меня корректировщик?
Насчет надежд на восстановление польской независимости «по манию царя» у штабс-капитана имелись сомнения, но с Рутковским ими он, конечно, не делился. Зачем убивать энтузиазм в человеке, повседневно рискующем жизнью? Пусть верит, что его самоотверженность зачтется по завершении войны и приблизит заветный день польского возрождения.
Одной рукой он подносил к испачканной голове платок, в другой сжимал стек.
То-то Аслан-Гирей выспрашивал, кто пришел на soirée позже других!