Чтоб этого не видеть, я обхватил столб, зажмурился. Точь-в-точь так же вцепился я в мачту во время Синопа, когда окоченел от смертного ужаса.
Постепенно я приблизился к начальственной половине. Теперь от Дреккена, на которого я по-прежнему старался не глядеть, меня отделял всего один офицер, со смаком уплетавший тушеную капусту.
— А во-вторых, вниз глядеть не надо. Нету никакой палубы. Есть ты, есть небо. В него и смотри. Джанко, покажи.
Переместившись в другую точку, Лекс подождал — и не зря. Минут через сорок на семафорном пункте (он находился на возвышенности и просматривался со всех точек Корабельной обороны) запульсировал огонек.
В день знакомства с Лузгиным, на самом первом soirée, когда флигель-адъютант прощупывал, что за птица новый знакомый, и распускал перья, демонстрируя свою осведомленность обо всем на свете, произошло вот что. Анатоль взялся презентовать приезжему «наш госпитальный beaumonde» и в саркастическом тоне прошелся по каждому из присутствующих. Лекс слушал внимательно, запоминал тех, кто может пригодиться.
«Беллона» давно уж была починена, вычищена от налипших ракушек, покрашена и переведена со своей зимней стоянки к остальным кораблям, на Большой рейд. Но плавания все отменили, и капитан, по его выражению, «забичевал», то есть надолго осел на берегу. Очень важное место в его жизни (а в моей — самое главное) заняли наши Четверги.