По высочайшему указу каждый месяц службы в Севастополе засчитывался за год. Те, кто воевал с начала осады и не убыл по ранению, успели подняться на два чина, но Аслан-Гирей все торчал в штабс-капитанах.
Через полчаса ожило еще одно око — в той точке, за которой наблюдал Лекс. Оно замерцало короткими и длинными вспышками. Значит, Лансфорд находился на сигнальной станции и ждал, когда же наконец агент выйдет на связь. Последний контакт с Бланком был в Симферополе, почти неделю назад, через курьера.
Валун был плоский, плотно утопленный в землю, размером с большой барабан. Еще в полете я понял, что останусь с пустыми руками. В мгновение, будто спущенная с тетивы зеленая стрелка, ящерица сорвалась с места, и я упал на пустой, нагретый солнцем камень.
— Чего стоишь, малый? — сказал мне странно высоким голосом подносчик, немолодой мужик с вислыми губами. — А? Бабу, говорю, кати! И так залп пропустили.
Я сразу вспомнил, как запылал факелом Степаныч, когда ему под ноги попала турецкая зажигательная. Но осколочная ничуть не лучше.
Из-за угла, внезапно и, что ужасней всего, совершенно бесшумно навстречу мне шагнула тень. Я столкнулся с тем, от кого прятался со вчерашнего дня!