— Прощения прошу… — лепечу я. — На крыльях, конечно, никак невозможно, но…
Это он раненых так называл — «мясо». Если не моряки, конечно. Моряков Осип Карлович называл «рыбой».
— Покрестись! Что от тя, убудет? Язычник ты окаянной!
Однако вечером пятого ноября вахта у капитана выдалась покойная, ибо ветер был самый слабый, притом попутный, и Платон Платонович сказал, что ванну готовить не нужно.
Она взяла Диану под локоть, отвела в сторону. А князь спрятал ладонь.
Говорил, правда, только хозяин, низенький толстяк в больших очках, а цыган (или кто он там) по-русски, кажется, не знал или, может, был немой. Он не произнес ни звука, а лишь показывал руками.