Растолкав передних, вперед пошел отец Варнава.
Они посмотрели друг дружке в глаза. Повисло молчание. Это у них приключалось нередко, от темы разговора не зависело. Иногда и разговора-то никакого не было. Что в эту минуту происходило с Платоном Платоновичем, я догадывался — тоже, видно, подвешивался к небу. А вот отчего менялась в лице госпожа Ипсиланти, мне было невдогад. Кто их знает, женщин, какое у них устройство.
В этом был весь Лансфорд: когда доходило до дела, он не топтался вокруг да около, а сразу брал быка за рога.
Наконец она покосилась по сторонам и кивнула. Не выдаст! Все-таки женское сердце милосердней мужского. Увидела, что я совсем пацан, что трясусь от страха — и пожалела. Вдруг поможет и с бастиона выбраться?
Смолка кинулась в погоню за своим лакомством. Вырвала фуражку, поднесла к мордочке и хотела цапнуть жвачку зубами, но сразу не получилось.
Лекс стал особенно внимателен к деятельности Вревского, когда Анатоль проболтался, что его патрон разработал диспозицию, которая предполагает фронтальную атаку полковыми колоннами через долину Черной речки. Вероятно, сам Лансфорд не придумал бы более верного средства угробить русскую армию. Французские позиции на левом берегу располагались на холмах, которые издали казались пологими, однако обладали пусть невысокими, но крутыми склонами; речка была неширокая, но с топким дном, а за нею тянулся довольно глубокий водопроводный канал. Отрадней же всего было то, что как раз с этого направления главнокомандующий Пелисье и ждал русской диверсии, поэтому заранее обустроил крепкую оборону. Ну а если союзники будут знать заранее о вражеском наступлении и подтянут резервы, то, учитывая, как мало царские полководцы жалеют жизни своих солдат, можно надеяться, что долина реки Черной станет могилой и для горчаковской армии, и для Севастополя.