Он еще некоторое время с увлечением описывал достоинства своего плана, но потом прервался.
— Да. Я плачу об Девлете Ахмадовиче. Обо всех остальных тоже. Но больше всего о нем.
Сказано это было боцманмату с «Беллоны», у него был голос исключительной зычности, в соответствии с фамилией.
Джанко скептически покачал головой. Ангельское пение, по-моему, удовольствия ему не доставляло.
Наяву-то он никогда в мою сторону не смотрел. Будто меня и нету.
И увидел я, что вишу в пустоте, и рулевой на мостике не больше мышонка.