Я на крыше ерзал от нетерпения. Однако знал: Диана там. Ее чистый голос я бы не спутал ни с каким другим.
Строй матросов весь синий, свежий бриз шевелит ленточками на шапках. Кажется, я один, у кого бескозырка голая, без почетного украшения. Ленточка есть даже у корабельного пса, который дисциплинированно сидит в напряженной стойке у фальшборта. И мартышка, что ковыряет из паза между досками смолу и сует ее в рот, тоже с черно-желтым бантиком на шее.
— Погоди. То «навсегда», а то — «надежда есть»? Так есть надежда или нету?
Но как передать сообщение, если все пункты связи известны Аслан-Гирею и находятся под постоянным наблюдением?
Я не мог сдержать вскрика. Соловейко опять пнул меня ногою, но теперь я не почувствовал боли, охваченный суеверным ужасом.
— Гера, почему ты здесь? Что-нибудь с Агриппиной Львовной?