Из-под чепца у нее выбилась черная шелковистая прядь, а лицо, если всмотреться, было точеное, белокожее, будто вырезанное из алебастра. Речь выдавала женщину из общества. Лекс читал в газете, что многие русские дамы, по примеру милосердной Флоренс Найтингейл, поступили сиделками и сестрами в армейские лазареты.
Он приложился к прицелу, а я все сидел и мотал головой.
— Она это, точно она! — сказал я индейцу, когда тот вынул медальон и вопросительно показал мне. — Не сумневайся.
Потом я, задрав голову, наблюдаю за странными действиями Джанко. Он влез на «мостик», поставил стул, а всю переднюю часть, где перила, прикрывает матрасами, тюфяками и подушками.
Шум и разговоры возобновились. Дивертисмент, как казалось, окончился.
Это была георгиевская ленточка. Соловейко бережно обмотал ее вокруг околыша, чувствительно шлепнул меня по затылку и нахлобучил хвостатую шапку на мою голову.