Почему-то Алекс было проще плакать здесь, у самодельных памятников, чем дома, где Джози могла услышать ее рыдания. И не важно, какой хладнокровной и собранной она старалась быть — ради Джози, — единственным человеком, которого ее не удавалось обмануть, была она сама. Она могла снова включиться в работу, словно ничего не произошло, она могла убеждать себя, что Джози очень повезло, но когда она мылась в душе или находилась на грани сна, Алекс начинала сильно дрожать, как дрожит человек после того, как, резко вывернув руль, избежал аварии, — а потом останавливается у обочины, чтобы убедиться в своей целости и сохранности.