После этих слов, я уже, ни на что, не обращая внимания, схватив свой автомат, быстро забрался в кабину и почти сразу тронулся. Как только броневик сорвался с места, наверху, над крышей застрочил пулемёт. Я даже не смотрел на результаты его работы. Всё моё внимание было сосредоточено на управлении бронетранспортёром. Нужно было подкатывать почти вплотную к стволам орудий, чтобы Шерхан, прямо из бронеотсека, мог положить в ствол гранату. Вся эта операция по превращению всех четырёх 120 мм. орудий в металлолом заняла, от силы, десять минут. После этого я, описав на бронетранспортёре полукруг вдоль залёгших егерей, поехал в сторону следующей батареи. Когда я проезжал мимо лежащих финнов, то мне показалось, что живых из этой группы уже никого не осталось.
И мы с Климовым направились в вигвам, где перед отправкой их в тыл содержались пленные. В этом сооружении было тесно от набившихся внутри людей. Воняло потом и мочой и, кроме того, присутствовал сильный запах дыма. Печки в этом помещении не было, обогревалась оно костром. Он был разведён на каком-то железном листе, лежащем в центре этого вигвама. Находиться в этом помещении было неприятно, и я скомандовал пленным, чтобы выходили на улицу и построились.
Когда мы выбрались из окопа, стрельба уже практически закончилась. Только вдалеке иногда раздавались отдельные винтовочные выстрелы. Это красноармейцы 44-й дивизии палили вслед отступающим финским частям. Да, именно так – финны уходили с этой линии обороны. Я бы даже сказал, улепётывали, в панике побросав всё тяжёлое вооружение. Я с огорчением увидел, что чухонцев даже никто и не преследовал. Так, редкие выстрелы вслед, вот и вся погоня! Это говорило о крайнем утомлении бойцов 44-й дивизии. На последнюю атаку они отдали все свои силы.
Эта атака была актом отчаянья – шесть человек, как истинные берсерки яростно бросились на толпу финских егерей. Итог этого наскока был закономерен – нам дали по шапке. Нас осталось только трое. И спаслись мы просто чудом – опять выпрыгнули из траншеи, проползли мимо скопления финнов и снова залезли, но уже в другой окоп. Даже ползать наверху становилось смертельно опасным. Вдобавок к финским пулям, летающим над головой, наконец, разродилась огнём наша артиллерия. Шёл довольно интенсивный обстрел финских позиций.
— Однако вторая пулемётная башня оказалась совершенно пуста. Об этом сказал Ваня Сизов, когда наши пары встретились в комнате, где стояла шайтан-машина. Объединившись, мы пошли проверять третий туннель. Он был длинный, шли по нему не меньше десяти минут и упёрлись в такую же толстую бронированную дверь, как здесь. Она была закрыта, в амбразуру ничего нельзя было увидеть. Света за этим люком не было. Мы сделали факел, открыли этот толстенный люк и двинулись дальше. Метров через двадцать стояла ещё одна железная дверь и тоже запертая. Открыв её, мы попали в какую-то, заваленную всяким дерьмом землянку. Я выглянул из неё – короткий окоп, шедший из этой землянки, упирался в другой, откуда были слышны голоса, говорившие по-фински. На улице уже светло, и финны начали выползать из своих берлог. Не став рисковать и обнаруживать себя, я потихоньку прикрыл дверь землянки и забрался обратно в тоннель. Потом мы, запирая за собой железные люки, направились обратно в дот.