Таррэн, как выяснилось мгновением позже, сидел в стороне от остальных – точно также, как Урантар, устало подпирая собой стену. Сидел молча, постепенно восстанавливая дыхание, и держал на руках, будто баюкал в колыбели, неподвижное тело Гончей, настойчиво прижимая его к груди и не позволяя сползти на холодную землю. Возле правого его бока тяжело дышал измученный до беспамятства Карраш, которого сегодня тоже сильно потрепало, с левого подпирала могучим плечом непримиримая Траш, но никто из этой троицы, казалось, не обращал на неприятное соседство никакого внимания: слишком устали. Эльф казался неестественно серым из-за осевшей на лице пыльной корки, его роскошные черные волосы расплелись, рассыпались по плечам и жестоко запутались, вдобавок обгорев почти на ладонь. Плотная куртка все еще отчаянно дымила, наполняя воздух отвратительным запахом горелой кожи. И неудивительно: прыгал-то он самым последним. Значит, и поджарился по полной программе. Хорошо, не сгорел совсем. Его дорогие сапоги зияли рваными дырами на голенищах, на бедре красовалась длинная, уже подсохшая отметина от шальной стрелы. Один рукав оторвался полностью, второй держался только на честном слове, но больших потерь ушастый все-таки не понес. Только на левой щеке у него теперь пламенели четыре глубокие царапины, подозрительно напоминающие следы когтей. Или же ногтей, только очень острых и крепких… видно, здорово ему досталось от малыша.