— Две комнаты наверху — это все, что у меня есть, — сказала она, не прекращая жевать. — Они под часовой башней, так что еду вы не пропустите, однако некоторые считают, что там слишком шумно, но я ничего не могу сделать. Гостиница набита битком, точнее, почти битком! Словом, вы ночуете или в этих комнатах, или на дороге…
Кейтилин скорее положилась бы на знания мейстера, чем на молитву септона. Она уже собиралась сказать это, когда заметила впереди длинные парапеты, врезанные в скалу с обеих сторон ущелья. Там, где проход сужался так, что лишь четверо всадников могли проехать рядом, к скалистым, склонам прижимались две сторожевые башни, соединенные крытым мостиком из посеревшего от непогоды камня, изгибавшимся над дорогой. Молчаливые лица замерли у бойниц в башне, на мостике и стенах. Когда они уже заканчивали подъем, навстречу им выехал рыцарь на сером коне и в сером же панцире, а на плаще его играла красно-голубая метка Риверрана, и блестящая черная рыба из оправленного золотом обсидиана скалывала плащ на груди.
Его Лорд-отец шествовал первым, сопровождая королеву. Мужчины называли ее красавицей. Украшенная драгоценными камнями тиара сверкала на длинных золотых волосах, рубины подчеркивали зелень глаз. Отец помог ей подняться на ступени, подвел к сиденью, но королева даже не поглядела на него. В свои четырнадцать лет Джон уже смог разобраться в том, что прячет ее улыбка.
Больше ничего не потребовалось, дураки рванулись вперед. Тирион поглядел на их лица: они, конечно, получат отличную награду, сказал он себе, но не ту, на которую рассчитывают. И все же, когда пленников выводили наружу, седлали коней под дождем, связывали руки длинной и грубой веревкой, Тирион Ланнистер не испытывал истинного испуга. В Винтерфелле ему не бывать, он мог в этом поклясться. Через день за ним вышлют погоню, птицы поднимутся в воздух, и кто-нибудь из речных лордов захочет заслужить благосклонность его отца и вмешается в дело. Тирион как раз поздравлял себя с тонкостью своих замыслов, когда кто-то надвинул капюшон на его глаза и поднял в седло.
Через две недели Мизинец набрался сил, чтобы сесть в носилки и оставить Риверран. Лорд-отец запретил Кейтилин посещать раненого приятеля в башне, где он лежал в постели. Лиза помогала мейстеру ухаживать за Петиром; она была в те дни застенчивей и мягче. Заглядывал к нему и Эдмар, но Петир не захотел видеть его. Брат ее принимал участие в поединке в качестве сквайра Брандона, и Мизинец этого ему не простил. Когда он достаточно окреп, лорд Талли немедленно отослал своего воспитанника на Персты в закрытых носилках, чтобы тот закончил свое лечение на родной, продутой всеми ветрами скале.
— Но в этом не было вашей вины, — выдавил он после неловкого молчания. Глаза ее обратились к нему. Взгляд леди Кейтилин был полон яда.