А что, если читатель поинтересуется, так ли обстояло дело, как это рисует Г. Городецкий, заостряя внимание читателя на зловещей роли английских гарантий, и обратится к уже известным материалам?
Лишь под влиянием ряда тревожных сигналов за несколько часов до германского нападения Сталин решился дать войскам знаменитую Директиву № 1 — «на провокации не поддаваться». С точки зрения повышения боеготовности в предвидении вражеской агрессии документ совершенно дурацкий. Но сталинские колебания можно понять: буквально две-три недели оставалось до начала «Грозы», может быть, действительно немецкие генералы некоей «разведкой боем» пытаются вскрыть группировку советских войск. Очень не хотелось раскрывать свои карты.
Сама армия, плюс штабы, плюс командные пункты, плюс запасы, госпиталя, госпитальная база, карты, запасы крови, мяса, портянок, жидкого топлива — все это на земле. Все это выкладывалось на землю и не могло существовать больше нескольких недель.
Гланцу и Городецкому не удалось опровергнуть аргументы Суворова, они только сделали очевидным свое собственное, в высшей степени поверхностное понимание того, что происходило в СССР.
Со времен уничтожения испанской армады в 1588 г. тон в мире задавали англосаксы, хотя многие и пытались силой оспорить их превосходство.
Чтобы удостовериться в том, что Сталин намеревался воспользоваться взаимным ослаблением капиталистических врагов, достаточно было прочитать первый, международный раздел его доклада на съезде. Благо это немного чтения, страницы с 9-й по 15-ю стенографического отчета. В этом случае он, возможно, засомневался в том, что у Сталина не было «замыслов» (не тайных, а достаточно прозрачных) воспользоваться «второй империалистической войной» в своих целях. Имеется в виду то место раздела доклада, где Сталин объясняет «систематические уступки» агрессорам со стороны стран Запада, которые, «взятые вместе, бесспорно сильнее фашистских государств и в экономическом, и в военном отношении». Одно объяснение — в их чувстве «боязни перед революцией» в случае еще одной мировой империалистической войны, которая, по опыту Первой мировой войны, «может повести также к победе революции в одной или в нескольких странах».