Но очень уж большой миф и чересчур великими силами создавался, десятилетиями прорастал в общественное сознание. Суворов только начал размонтировать здание этого мифа, и только. А за Суворовым естест-веннейшим образом потянулись и другие.
Среди ранее не исследовавшихся проблем одной из первых привлекла к себе внимание современных российских историков судьба польских военнопленных в СССР.
Если бы Гитлер подошел к Днепру, мы мосты уничтожили бы, а по Днепру ходили бы тяжелые мониторы… Тогда не было этих чертовых водохранилищ, а Днепр был широкий. Левый берег — низменный, весь в протоках, болотах, там прятаться можно было катерам… Как только узнали, что мост немцы где-то наводят, выскочили, разбомбили и снова спрятались в кусты. Там все лозой заросло, болота, птицы…
Последний упрек — мне персонально. Отвечаю — размякну. Очень жалко несчастных обманутых людей. Но и размякнув, не смогу считать «участника ВОВ», подавлявшего танками парламентское движение в оккупированной восточной Европе, антифашистом и освободителем. Потому что взгляд на такие вещи определяется не возрастом и чувствительностью, а совестью и здравым смыслом. Потому что знаю, что очень немногие «участники ВОВ» размякли бы перед обидой узников Заксенхаузена 1945–1950 годов. Или перед обидой сотен тысяч собственных соотечественников из перемещенных лиц, с их помощью отправленных в ГУЛАГ в 1945-м. От этого их еще больше жалко.
Иванов сетует: «… в огромной исторической и публицистической литературе, посвященной истории Второй мировой войны, все еще остается большое белое пятно — показ роли широких народных масс в разгроме фашистской Германии, ее союзников и сателлитов». С учетом того, что именно на это была в первую очередь направлена советская литература о войне, и все равно — «белое пятно», может быть, слухи об этой роли стоит признать преувеличенными? Регулярная армия — да, управляемое и строго контролируемое Москвой партизанское движение — да, но «широкие народные массы»?..