— Ты мог и сам ей то же самое сказать. Про медресе, молитву и все остальное.
На берег мы попали, дождавшись, пока туристы организованно покинут теплоход, загрузившись в специально присланные автобусы. Естественно, кроме тех, кто, как обычно, неспособен был самостоятельно передвигаться. Что запрет на алкогольные напитки вызовет ответную реакцию, нетрудно было догадаться, но не до такой же степени! Некоторые американцы вообще не просыхали с утра до вечера. Те, что поумнее, навострились не столько осматривать достопримечательности Одессы, которых здесь имеется кроме лестницы еще не больше десятка общественных зданий, а хорошо затариться на берегу прославленной русской водкой по низкой цене. Честно сказать, и театр, и биржа, и здание городского управления, и даже еще кое-что — строились по планам архитекторов с известными именами, но я так и не стал знатоком зодчества. Обычно меня гораздо больше интересует, где мертвые зоны при обстреле и куда можно подложить взрывчатку, чтобы снести дом одним взрывом. Профессиональная болезнь, от которой сложно избавиться, даже когда не на работе. Если пресса не будет себя беречь, легко попасть в переделку. Спасение журналистов от пуль очередных сепаратистов — исключительно их собственная обязанность.
— Проснулся? — спросила Любка, заглядывая в комнату. — Иди кушать.
Никакой системы при постройке города не соблюдалось. Понятно, что богатые жили в двух-трехэтажных домах с множеством хозяйственных пристроек и не сильно стесняли себя с местом. Бедные лепили жилье вообще как попало. За землю, что больше всего Ульриху было удивительно, городу не платили. Просто приходил очередной переселенец и на свободном пятачке начинал строиться. Обычно старались селиться по профессиям, а уж кому места не было или купить у старых владельцев не мог, начинал строиться на окраине. Так и рос город. Квартал оружейников, квартал шорников или стрельцов. Потом какие портные, ювелиры и опять шорники.
Уходил-то я один, а вернулся совсем другой. Война и смерть ломает человека, и я не исключение. Идеализм, с которым я пошел добровольцем, добавив себе недостающий год, очень скоро испарился без следа под напором реальной жизни. Ты становишься волком, готовым вцепиться клыками в горло врага, и цель твоя — выжить. Мораль мирного времени исчезает бесследно при виде того, как трупы после очередного наступления складываются в аккуратные штабеля или сваливаются кучей в воронку от тяжелого снаряда. Под газами, пулеметами и многочасовыми артобстрелами ты превращаешься в зверя, который хочет выжить. Говорят, мы потерянное поколение, так и не оправившееся от сломанной в начале века судьбы.