Ульрих понял, что больше всего старосте жалко, что не задержался на недельку-другую. Глядишь, мог и прикарманить добро, а тут нехорошо получилось. И заберут все обязательно, и неизвестно еще, что с ним самим сотворят. Хорошо, если просто погонят в шею, а могут ведь придумать что похуже.
— Любка, — позвал я по-русски, — он там один?
— Жизнь требует также в любом деле порядка и пунктуальности, — наставительно сказал тот. — Порядок должен царить и в школе, в тетрадях и книгах, в одежде и в работе. Сидеть тихо! — приказал всем и вышел.
— Младший — это хорошо звучит. Наверняка был и старший, сделавший много-много миллионов, так что теперь можно их выбросить на ветер. Сколько у вас читателей в гордой Франции, категорически не желающей учить чужие наречия?
— Негоже моему советнику, — неожиданно вмешался Каган, — быть ниже по положению прочих. Земли князя Амирова отпишу тебе… Они ему без надобности больше. И будешь ты отныне, — он хмыкнул, — Темиров. А чтобы не было проблем с правом… — Он переглянулся с Акбаром, и тот кивнул. — Последняя в роду дочь князя станет твоей женой.
Зато у меня осталось, на долгую и приятную память о пойманных английских военнослужащих, почти тридцать фунтов бумажками и мелочью из их карманов. Были еще и египетские фантики, но я их потратил очень давно, в Порт-Саиде. Естественно, я никому о трофеях не сообщал и ни в каких декларациях не отражал: нема дурных. Военная добыча — святое дело. Это еще Пророком в Коране зафиксировано.