— За то, что немцы, чего тут непонятного.
С довольным ревом он обнимает меня, сжимая в страшных объятиях, способных задавить медведя, и тут же отодвигается, склоняясь в отточенном длительными тренировками поклоне.
Регулярные войска между тем взяли Познань после тяжелого боя и, разъяренные упорным сопротивлением, устроили настоящую бойню на улицах. Газеты о таких вещах не сообщали, но в армии об этом знали все: уцелевших горожан (а их осталось немного, и всех взрослых мужчин расстреливали) выгнали из домов и погнали на Восток. Передавали, что Каган сказал: «С каждым поступают согласно его поведению. Точно так, как они заслуживают. С просвещенными народами гуманно, с убивающими невинное население ублюдками, понимающими только силу, — соответственно».
Лапающему карман, из которого он никак не мог извлечь пистолет, второму немцу я выстрелил в голову. Это бывает, когда от неожиданности вгоняет в ступор. Тысячу раз проделывал, и вроде бы никаких сложностей, но в самый ответственный момент что-то там цепляется. На гаком расстоянии сложно промахнуться, и пуля, войдя в глаз, вышла из затылка, снеся половину черепа. Явно неподходящий экземпляр на роль идеологического лидера Народной партии. Наличествуют мозги, запачкавшие стену. Ему бы воспользоваться ими по назначению и постараться меня кулаком достать, но молодой еще и неопытный камрад. На войну не успел и в атаки не бегал. Оно и хорошо: в ближнем бою молодость может уделать опытность.
— Залмана унесите с улицы. Потом возьми пару женщин и проверь раненых. Резервное отделение — остаться, остальные — по местам. Смотреть на врага, а не за спину! По местам пошли!
Ну, вот и все ясно сказано. Церемониться они не собираются, а мне с чего?