– Лучше я! – немедленно вызвался Мурзик, втискивая между шеями лежащих друг на друге Олежке и Жасмин подобранный ятаган.– Он же в нее влюбленный, а потому дурак, а меня не проведешь. Я любую измену на корню чую…
Черт деловито убрал магнитофон и трубку в сумку, висящую на плече, и протянул грешнику лист бумаги и ручку.
– Вах! Какой мудрый у нас атаман,– восхитился Ахмед.
– Мобильник! – взвыл кто-то из соседнего котла.
– Нет, это у нее агония,– возражал крепыш, норовя садануть импровизированной дубинкой по жирному зеленому заду.
Это бабуля ляпнула, не подумав. Как только собрание сообразило, что вакантных мест будет мало, в зале началось что-то невообразимое. Министр финансов, тряся портфелем, принялся объяснять всем и каждому, что ежели бы не он, то государства Тридевятого вообще бы не было. Лихо бил себя по пухлой груди и требовал выхода на боевую тропу, утверждая, что за долгие семь лет лекарской деятельности накопил в себе такой разрушительный потенциал, что если его на этот раз кинут при распределении, он за сохранность этого самого государства Тридевятого не ручается. Воевода сыскного приказа вцепился в бороду Никите Авдеевичу, в запале обозвавшему Соловья разбойником. Никита Авдеевич всерьез засучил рукава…