— Ой, щекотно, же! — на самом деле, конечно, не щекотно, приятно. Голова «побежала»… Нет, не сейчас…
На втором пролете к Антону пытались привязаться какие-то залетные босяки, но, увидев, что нарвались не на простака, отстали.
Лес справа кончился, а вместе с ним — и Зеленый проспект. Направо уходила бывшая улица Плеханова, через несколько километров пересекаясь с Шоссе Энтузиастов; прямо, под небольшим углом — отросток Перовской, сдавленный с двух сторон кварталами развалин. И каждая таила в себе опасность. Несмотря на то, что задача была поставлена на старте четко и однозначно, мнения о дальнейшем маршруте разделились. Большинство караванщиков настаивало, что необходимо повернуть на Плеханова, достичь Шоссе Энтузиастов, а уж по нему продвигаться до места встречи с Сохатым. Другие убеждали, что идти следует по Перовской, а потом либо свернуть на Электродную и также выйти к Шоссе, но уже много ближе к точке встречи с «коллегами», либо перемещаться по открытым местам, держа курс на Графские развалины (что это за место, Макс не знал).
Мореману было не до него. Быстро приняв решение не обдирать убитых птеров (здесь, на открытом месте, в опасном районе, на это уйдет слишком много времени, а главное — сил, которые понадобятся караванщикам на переход, а то и, того гляди… кто ведает, что там у Сохатого на уме?) — он покрикивал и собирал караван. Нашлись упрямцы, не желавшие расставаться с добычей, которая могла принести неплохие барыши: в иных колониях, особенно за пределами Москвы, шкуры птеров стоили недешево. Но Мореман умел разговаривать со своими людьми, приводя по-настоящему убедительные доводы. Иначе не быть бы ему главным караванщиком со стажем, одним из самых уважаемых — на некоторых станциях его ставили выше Джедая, которого высоко ценил сам Мореман. Вот и теперь нужные слова нашлись, порядок бы восстановлен.
— Ну что, согласен? — вместо приветствия спросил он.
Я на несколько секунд закрыла глаза, и когда они наконец-то отдохнули от света — снова открыла. Вокруг не было никого, только я и кровать.