— Я свое обещание выполнил, — напомнил Макс.
Именно эти дожди пережидали на заброшенной станции радиомаяков трое случайных путников. В первые дни после катастрофы, пока государство еще было живо и продолжало создавать видимость заботы о своих гражданах, все, кто остался на поверхности, пытались добраться до лагерей беженцев, плотным кольцом охвативших Москву. В тот момент никто еще не задумывался, как они будут выживать там, однако сразу было объявлено, что в лагеря попадут не все, только коренные москвичи. А Область пускай спасается, как знает.
Решение пришло само собой. Я наклонился к листу и принялся за работу. Я рисовал раскинувшийся передо мной пейзаж и чувствовал, как сердце начинает биться чаще. Потому что город — оживал.
Первое, что увидела Ольга, когда открыла глаза, было морщинистое лицо пожилого человека в такой же, под стать ему, старой одежде. Рядом на перевернутом ящике горел ужасно чадящий керосиновый фонарь, освещая странного вида полукруглый свод, а сама она лежала на жестком тюфяке, брошенном поверх деревянного топчана.
Саша увидел, как открываются двери комнат, и на платформу выходят заспанные дети. Они терли ручонками глаза, щипали себя за кожу, не веря увиденному. А позади них стояли счастливые родители и плакали…
Выжившие были полностью отрезаны от внешнего мира и ничего не знали о существовании других колоний. Так было много лет подряд, пока однажды на станцию не полезла нечисть. Мокрые скользкие твари за считанные минуты заполонили спящий лагерь. Никто не ждал нападения со стороны затопленных туннелей. Блокпостов и дозоров не существовало в принципе. И когда люди, разбуженные криками ужаса, повыскакивали из палаток, больше половины жителей уже было сожрано. Огромные, черные как смоль черви бросались на мечущихся людей, сбивая их с ног и сминая мощными челюстями мягкую человеческую плоть. Быстрее всего было покончено с детьми. Их твари заглатывали целиком. Несколько дряхлых стволов, имевшихся в распоряжении жителей, не помогли уберечь станцию от неотвратимого истребления ее населения.