– «Помер»! – кисло передразнил Багров. – Вы же его и укокошили!
Вильгельм быстро взглянул на Лигула. Тот с отрешенным видом постукивал ногтями по столешнице.
Москва шевелилась огнями. В шевелении огней спутывались и распутывались яркие нити шоссе и проспектов. Мелкие улочки со слабыми затухающими огнями отрывались от сплетений, как нити от клубка. Внизу была ночь, но для Москвы это не имело особого значения. Москва не спит никогда, она лишь вздремывает иногда отдельными своими жителями.
И точно: не успели они дожевать рыбу, как у Чимоданова завибрировал мобильник.
– Грибок на балконных дверях, – ответил Эссиорх.
Мост становился выше, а озеро под ним глубже. Участки хрупкого моста перемежались участками, где из досок выступали шипы и острые стекла. Обойти их не получалось – приходилось наступать. Боль была реальной, но ран не оставляла. Ирка проходила такие участки решительно и смело: видимо, принимала всякую боль как данность и не старалась сократить ее или уменьшить. Меф же всякий раз стремился минимизировать потери, ступить поосторожнее, похитрее, на самые мелкие стекла, и это его замедляло.