Лигул небрежно смахнул со стола осколки дархов. Контейнер с эйдосами он держал под мышкой, притворяясь, что не замечает, как тянется к ним его собственный дарх – предмет тайных вожделений всего Тартара по заключенным в нем богатствам. Когда же стало очевидным, что не заметить этого нельзя, глава мрака перекинул цепь с дархом за спину.
– Оно любит «сё-нить шладкое» круглосуточно! Главное, не попадитесь его мамуле под… – Пуфс замялся, выбирая между «под горячую руку», «под горячую ногу» и «под горячую магию».
Большая беда всякого человека, что каждый втайне считает себя совершеннее других. Если же даже и видит, что косвенные факты на это не указывают, все равно гордыня заставляет его считать себя чем-то более уникальным. То есть пусть я косоглазый и память плохая, но зато я самый косоглазый и память самая плохая!
– И все это было у Матвея… А он дурью маялся, ерундой страдал! Ох, люди вы, люди! – сказала Плаховна, улыбаясь краем рта.
Розовый пузырь у него на губах надулся и лопнул. Вонзившуюся ему в грудь сулицу он удерживал рукой, мешая Гелате.
Ирка понимала, что все это Бабаня делает из лучших побуждений и этим принимает удар на себя, однако ей было безумно жаль ее.