— Ты был таким красивым, уверенным в себе, тобой восхищались все девушки. А я стояла в сторонке, серенькая, маленькая мышка, и поклонялась тебе издали. Серенькая, маленькая, невзрачная Дара, гадкий утенок — спешу заметить, превратившийся в белого лебедя, — влюбленная по уши, с разбитым сердцем…
Я работал день за днем, не покладая рук, и вскоре вгрызся в дерево примерно на полдюйма. Каждый раз, когда раздавались шаги стражника, я убирал тюфяк на прежнее место и ложился спиной к двери. Как только стражник уходил, я возобновлял работу. Но вскоре, как ни обидно, мне пришлось сделать перерыв, и довольно продолжительный.
Он буркнул что-то нечленораздельное и положил шпагу на колени. Лошадям моя идея пришлась не по нутру, так что пришлось легонько стегнуть их кнутом.
Мы шли по широкой городской улице, освещенной все теми же колоннами, стоявшими значительно ближе одна к другой, чем на Лестнице. Повсюду плавали пучеглазые рыбы, а люди наблюдали за нами из пятиугольных окон домов. Свернув за угол, мы попали в холодное течение, которое показалось мне легким бризом, а через несколько шагов очутились в теплом, похожем на ласковый ветерок.
Не знаю, как объяснить, но я чувствовал, что время не ждет. Мне почему-то казалось, что я немедленно должен разобраться, в чем дело, и начать действовать. И если необходимо подвергнуться опасности, чтобы вернуть память, или рискнуть жизнью ради достижения важной цели, быть по сему. Я остаюсь.
— В чем дело? — повторил Ганелон. — Что у вас в руке? Письмо?