Когда распахнулась дверь, и внутрь занесли котел с обеденным варевом, я уже успел покончить с сахаром. Разгрызть его мне удалось с трудом, настолько он был твердым. Ничего страшного, надеюсь, что глюкозы в нем не меньше, чем в привычном для меня песке или рафинаде.
Рубаха у него была разорвана на груди, и на ране, при каждом его вздохе, образовывался кровавый пузырь. Когда он увидел меня, подмигнул левым глазом и попытался улыбнуться. А вот улыбка получилась у него из рук вон плохо.
Та долго что-то объясняла, показывая рукой. Понял я лишь то, что на земле ночевать не придется. Ну и зачем так много слов?
Ну разве что неуважительное отношение к дворянству. Но откуда им об этом знать. Не иначе как ориентировка пришла, с голубиной почтой.
Не целовались мы с Тишкой почти, там все несколько по-другому было. Как-то стихийно получилось. Но ты об этом знать не должна.
И рассмеялся противным дребезжащим смехом.