— Вы шутите, кабальеро! Он ничего особенного собой не представляет. Может быть, только немного красивее и быстрее заурядной лошади. У моего отца пять тысяч подобных ему, и многие из них красивее и, без сомнения, быстрее его. Он, правда, вынослив и хорош для больших переездов, поэтому я и еду на нем сейчас. Я на пути в Рио-Гранде. Если бы не это, с удовольствием отдала бы его вам или любому, кто проявил бы такое же горячее желание владеть моим конем.
Кольхаун быстро поднимает ружье, но сейчас же его опускает. Лошадь, в которую он было прицелился, уже больше не стоит спокойно и не щиплет акации; ее голова уже наполовину в кустах.
— Вот как! — выразительно протянул лейтенант стрелковых войск. — Значит, мисс Пойндекстер должна быть чертовски хороша.
Кольхаун проводил все время болезни в своей роскошной комнате. Черствый эгоист, он не верил в дружбу, и у него не было друзей. Его физические страдания, чрезвычайно тяжелые, были усугублены моральными муками, сознанием полного своего одиночества. Выживет он или нет? Кому до этого дело! О нем никто серьезно не беспокоился, и он это знал.
Но больной лежал теперь не в зарослях леса, окруженный кровожадными койотами и черными коршунами, не в хижине, не в тюрьме, где за ним почти не было ухода.