Сначала раздался человеческий крик, или, вернее, человеческий вопль — такой, какой мог вырваться только из глотки Фелима О'Нила. Ему сейчас же стали вторить животные, и вскоре вопли Фелима потонули в диком хоре голосов, в котором собачий лай сливался с лошадиным храпом и ржаньем.
— Так вот, я думаю, что человек, который совершил это убийство, не Морис-мустангер.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, обо мне, Сломан. Я слишком часто бывал под огнем красивых глаз и потому не очень-то этого боюсь.
Произнеся этот тост, Кольхаун сделал шаг назад и локтем толкнул мустангера, который только что поднес стакан к губам.
— Я должен кое-что добавить, — вмешивается Кольхаун, нарушая установленный порядок суда. — Они поссорились доро́гой. Стоя на азотее, я все слышал.
Как будто желая еще раз проверить свой расчет, человек стал измерять глазами расстояние, отделявшее его от всадника без головы. Свое коротенькое ружье он держал наготове.