— Не понимаю я вас — мы так и так на них уйдем.
Бедные мои здешние собратья по несчастью — им ведь еще хуже приходится: у них ведь нет Зеленого. Вот кто готов слушать всегда — что угодно и в любых количествах.
Место мое не абы где, а в авангарде — при отряде конных дружинников, возглавляемых Арисатом. Второй, аналогичный по численности, отряд замыкает колонну; есть еще маленькая группка приблизительно в центре. Сто семь телег растянулись, наверное, километра на два — мы очень уязвимы для нападения. Хорошо, что наш противник активен лишь в темноте, иначе мог бы трепать нас почти безнаказанно. Хотя как сказать — ополченцы у бакайцев категорически не признают пацифизма. В кольчугах, кожаных доспехах, изредка в простеньких стеганых куртках, обшитых местами железными и роговыми пластинами, с разнообразными шлемами на головах; при щитах, копьях, топорах, у некоторых даже мечи, и луков хватает. Около четырех сотен очень даже боеспособных мужиков — из них две с половиной сбиты в три организованных сотни. А вот с остальными неудобство — разобщены сильно по своим телегам: в куче на марше возничих не удержишь.
Забрало ко мне повернуто — за черными щелями мерещится змеиный взгляд. Сейчас я тебя успокою… полежи немного…
В глазах потемнело, грудь сдавило нервным спазмом, удобное, самое устойчивое во вселенной кресло поплыло, накатываясь на спину. С трудом догадался поднять руку, предостерегающе помахать пальцем напрягшемуся доктору.
— И где ты такое видеть мог? В теплой избе, за частоколом прячась? Или у жены под подолом? Этот ведь пришел из погани. Цезер говорит, он спокойный был, улыбался им, а у самого даже ножа нет. Ничего не боится, ходит, будто по своему огороду.