И так всю ночь — яркие картины чужого детства и лошади во всех видах и вариантах.
— Даже не видно как дышит, будто мертвый лежит.
Тук собрал абсолютно все, кроме трех столов, топчана, печи, избы и поленницы. Три огромных сундука из кладовой были набиты под самые крышки. На стенах не осталось ни оружия, ни щитов — даже ломаное увязал и запасные древки к копьям и топорам. Постели больше не было — спать мне теперь предстояло на голых, не слишком ровных досках. Горшки и другая глиняная посуда набиты в мешки и переложены сеном. Апофеозом хомячества Тука была связка из ухватов, деревянных вил и грабель, перемотанная соломенной веревкой. Рядом, в такой же связке, возвышалась стопка струганых досок. К ней была прицеплена медная ночная ваза и два деревянных ведра.
Молчун направился к воротам (значит, Хис), тот, что меня застиг при ловле курицы, пнул древком копья в бок, заставляя идти туда же (получается, это Ликсар: знание — сила, и надо запоминать все).
— Зачем так долго ждать? — оживился попугай.
— Да ничего. Просто незачем обычному мужику такие телеги в хозяйстве держать — много не нагрузишь да и перевернуться на ухабе легко. А вот тем, кто без дорог идти собрался, лесами, в самый раз. Странно это…