Люська все реже звонила матери. Они почти не общались. Если уж откровенно – после последнего разговора совсем не общались.
– Неужели нельзя воспользоваться ершиком? – кричала я.
Но даже не это раздражало Котечку, а постоянная необходимость доставать лекарства, платить, покупать… Все крутилось вокруг нужд и потребностей Надежды Михайловны, а не его. К тому же он считал себя еще не пожилым мужчиной и совершенно не собирался проводить часть своих прекрасных зрелых лет в больничной палате.
Жизнь все-таки удивительная штука. Я знаю. Смеется над тобой так, что дурно становится. Я не верю в то, что кирпич упадет завтра на голову, но верю в то, что судьба в какой-то момент захочет ухмыльнуться, похулиганить и поведет себя как трудный подросток.
Она сидела, смотрела, как ест сын, и была почти счастлива. Ее мальчик, такой любимый, такой замечательный, наконец дома.
Ирочка, избалованная вниманием, к Андрюше была равнодушна. Он ее долго добивался – писал стихи, провожал до дома и даже устроил невозможное – уговорил ее прогулять уроки и поехать в Ленинград на один день.