— С тем, чтоб и вы меня также, — проникнутым голосом промолвил Тихон.
Исступление его доходило до бреду; Николай Всеволодович нахмурился и как бы стал осторожнее.
— Я не напишу, что убил Шатова и… ничего теперь не напишу. Не будет бумаги!
— Нет, его не будет. Верховенский уезжает завтра поутру из города, в одиннадцать часов.
— Marie, успокойся, о, как ты расстроена!
Вяч. Иванов не без основания усмотрел в романе „Бесы“ сложное переосмысление символики „Фауста“ Гете, основанной на отношении дерзающего человеческого „я“ с силами зла. „Николай Ставрогин — отрицательный русский Фауст — отрицательный потому, что в нем угасла любовь и с нею угасло то неустанное стремление, которое спасает Фауста; роль Мефистофеля играет Петр Верховенский, во все важные мгновения возникающий за Ставрогиным с ужимками своего прототипа. Отношение между Гретхен и Mater Gloriosa — то же, что отношение между Хромоножкою и Богоматерью. Ужас Хромоножки при появлении Ставрогина в ее комнате предначертан в сцене безумия Маргариты в ее тюрьме. Ее грезы о ребенке почти те же, что бредовые воспоминания Гретхен…“.