Он поднял наконец глаза, и они даже засияли от удовольствия, так он был заинтересован.
Николай Всеволодович не слыхал стука в дверь, а расслышал лишь только робкий вопрос мамаши, но не успел на него ответить. Пред ним в эту минуту лежало только что прочитанное им письмо, над которым он сильно задумался. Он вздрогнул, заслышав внезапный окрик Петра Степановича, и поскорее накрыл письмо попавшимся под руку пресс-папье, но не совсем удалось: угол письма и почти весь конверт выглядывали наружу.
— А вы уж это раз говорили, и, знаете, я ему передал.
— Dieu! Dieu! — восклицал он, — enfin une minute de bonheur.
— Впрочем, вы столько категорий наставили, не мудрено, что под которую-нибудь и подойдет.
— К чему же бы портить? К чему бы, казалось, такая непреклонность? — почти просительно, с явным сознанием собственной неловкости заключил Тихон. Болезненное впечатление отразилось на лице Николая Всеволодовича.