— Великолепный экипаж! — сказала Аделаида.
— Так что же? — отвечал князь, почти рассмеявшись.
— Я объясню, я объясню тебе… я всё скажу тебе; не кричи, услышат… le roi de Rome… О, тошно мне, грустно мне!
Бурдовский уселся молча, немного опустив голову и как бы в сильной задумчивости. Уселся вслед за ним и племянник Лебедева, тоже вставший было его сопровождать; этот хоть и не потерял головы и смелости, но, видимо, был озадачен сильно. Ипполит был нахмурен, грустен и как бы очень удивлен. В эту минуту, впрочем, он до того сильно закашлялся, что даже замарал свой платок кровью. Боксер был чуть не в испуге.
— Ай да последний в роде князь Мышкин! — завопил Фердыщенко.
— Она это наверно сказала? — спросил он, и голос его как бы дрогнул.