— Без сомнения, не существовало! — отрезал Ганя.
— Вот наконец умное и благородное слово умного и благороднейшего человека! — провозгласил боксер.
— Фердыщенко, или рассказывайте, или молчите и знайте одного себя. Вы истощаете всякое терпение, — резко и досадливо проговорила Настасья Филипповна.
— Как ты тяжело смотришь теперь на меня, Парфен! — с тяжелым чувством вырвалось у князя.
— Да, сейчас только из вагона. Мне кажется, вы хотели спросить: точно ли я князь Мышкин? да не спросили из вежливости.
— Я слышала, что ты тогда, батюшка, с красавицей графиней Левицкой из Вены в Париж убежал, свой пост бросил, а не от иезуита, — вставила вдруг Белоконская.