Раскольникову ужасно вдруг захотелось опять «язык высунуть». Озноб, минутами, проходил по спине его.
— Прасковья-то Павловна в полицу на тебя хочет жалиться, — сказала она.
— Ну, что же делать? Значит, назад. Э-эх! А я было думал денег достать! — вскричал молодой человек.
— Так-с. Так вот, по чувству гуманности и-и-и, так сказать, сострадания, я бы желал быть, с своей стороны, чем-нибудь полезным, предвидя неизбежно несчастную участь ее. Кажется, и всё беднейшее семейство это от вас одной теперь только и зависит.
— Почти так. А что: верно, дивитесь, что я такой складной человек?
— На всё есть мера, — высокомерно продолжал Лужин, — экономическая идея еще не есть приглашение к убийству, и если только предположить…