Когда они сели за столик, Рози спросила Билла, как ему удалось разыскать ее, хотя уже догадывалась, каким будет ответ. На самом деле ей хотелось понять, почему он взялся разыскивать ее.
— Мы подумаем и решим через минуту, — сказал Билл.
Но сейчас их уход занимал в его мыслях далеко не первое место. Главное — это боль, которая сконцентрировалась теперь в области челюсти, и Норман на время забыл о сломанном носе, ушибленном колене и пострадавших от столкновения с вешалкой яичках. Что она сотворила? Он ощущал нижнюю челюсть как некое продолжение лица, зубы представлялись ему спутниками, вращающимися по независимым орбитам вдали от кончика носа.
— Все хорошо, — произнесла она, поглаживая крошечную спину завернутого в одеяло младенца. Рози ощущала теплый запах кожи ребенка, который приятнее всех духов. Она прижалась носом к круглой головке девочки, к ее нежным волосам. — Все хорошо, Кэролайн, все в порядке, мы выберемся из этого ужасного темного…
— Герт-Герт-бо-Берт, — нараспев произнес Норман, делая шаг к ней. — Банана-фанна-фо-Ферт, фи-фай-мо-Мерт… Герт! — Он засмеялся, точно ребенок, собственному бессвязному бормотанию, затем утер тыльной стороной руки рот, перепачканный кровью Синтии, Герт увидела на его бритом черепе капельки пота, похожие на блестки на платье. — О-о-о, Герти! — заворковал Норман, и теперь верхняя половина его тела начала раскачиваться из стороны в сторону, как тело кобры, выползающей из корзины заклинателя змей. — Я раскатаю тебя, как пласт теста. Я выверну тебя наизнанку, как перчатку. Я…
— Что? Лесбиянки, живущие на пособие? Ты обратилась не по адресу, киска, я с голубыми дела не имею. Катись отсюда. Проваливай к такой-то матери. — С этими словами она отвернулась и покатила тележку, на которой грохотали пустые мусорные баки, по дорожке к дому, двигаясь все так же размеренно и церемониально, придерживая баки пухлой белой рукой. Гигантские ягодицы под халатом подрагивали при каждом шаге.