— Какая красивая песня, правда? — рыдала она. — Вы еще знаете? Еще какие-нибудь песни?
Листва дубков свисала, словно нерасчесанные волосы, и сквозь нее я мог видеть небо. Листья эвкалиптов блестели, отбрасывая солнечные зайчики; моим глазам, отвыкшим от такого яркого света, было больно смотреть на них.
Отвозя меня домой, она сказала, что я был прав — воздух ни на что не давит.
Он взял каравай хлеба, который дала ему моя мать, отрезал толстый ломоть, разделил пополам печенку, ноли-жил один кусок на хлеб и протянул его собеседнику.
Я всегда верил всему, что мне говорили, и огорчался, когда отец посмеивался над историями, которые я спешил ему пересказать. Мне казалось, что он осуждает людей, от которых я их слышал.
После каждой песни по лицу миссис Уилсон ручьем текли слезы.