— А может, и не знаешь, — упорствовал я. — Люди никогда не помнят, кто у них берет книги.
— Я охотился на них, — сказал Питер, — но это все равно что стрелять в лошадь: остается какой-то гадкий осадок. — Он закурил трубку и мягко добавил: — Я не говорю, что это плохо, но есть уйма вещей, которые нельзя сказать чтобы были плохими, по и хорошими их тоже не назовешь.
— Зачем ей это понадобилось? — с удивлением воскликнул Боб, нагнувшись над моей ногой. — Она никогда раньше туда не сворачивала. Черт возьми, кровь так и хлещет, нога вся располосована. Чулок разорван. И чего ее туда понесло? Тебе, наверно, придется отправиться к доктору. Господи, ну и вид у твоей ноги!
— А еще женатый! Что сказала бы ваша жена? Вы, наверно, плохой человек.
Когда Ангус запнулся и оборвал свои объяснения, мне почему-то вспомнилось это восклицание отца, и сразу стало легче дышать.
— У меня был детский паралич, — ответил я.