Все остальные машины — были они разбиты или выглядели более-менее целыми — тоже стояли как попало, будто кто-то выключил их на ходу и бросил. Словно игрушки. А некоторые, что уже совсем не укладывалось в голове, были оплетены вьюнком.
И боялся он тогда не перевернувшейся лодки, он боялся за меня. Может, именно тогда он стал смотреть на меня не как на старшего, опекать?
— Глеб, — проговорил Женя, будто пробуя имя на вкус. — Глеб, а у тебя есть хлеб?
Упоминание химии подействовало на Бориса странным образом. Брат переменился в лице, подскочил на ноги и выругался.
— Я не хочу власти. Не хочу нести истину. Я даже не уверен, что хочу ее знать, — бормотал я. — Я хочу просто жить. Пусть в новом, другом мире. Пусть этот мир будет более жестоким, или более справедливым. Пусть он будет каким угодно. Я ничего не требую, ничего не прошу. Я просто хочу жить рядом с любимым человеком. Неужели это так много?
Опустил голову и, стараясь больше не смотреть вверх, стал ворошить палкой угли. Кажется, он уже и сам понял, что озарение получилось идиотское, а версия с инопланетными захватчиками трещит по швам, но Борис добил.